filmov
tv
Свиридов «Богоматерь в городе» - Хворостовский, Аркадьев (1997)
Показать описание
Из поэмы для голоса и фортепиано «Петербург». Фрагмент концерта Дмитрия Хворостовского и Михаила Аркадьева в Малом зале Красноярской филармонии 10 июля 1997 года
«Заключительная песня поэмы «Богоматерь в городе» в контексте предыдущей последовательности песен оказывается смысловой кульминацией, логическим итогом. Сладкие песни флюгарки о грядущем, ожидание весеннего обновления, ожидание Иного Жениха, чаяние узреть «Царствие Твое» — все это неудержимо ведет к явлению образа Христа в финале, Христа — ребенка (это редкий в русской светской музыке образ Спасителя).
Для понимания финала поэмы важно иметь в виду следующее. После войны Свиридов пришел к Блоку, заново переосмыслив его духовный путь, избрав из его литературного наследия преимущественно образцы зрелого творчества поэта. В основном это были стихи из циклов третьего тома, таких, как «Страшный мир», «Возмездие», «Ямбы», «Город» и «Родина». Первым творением поэта, к которому обратился Свиридов после войны, была поэма «Двенадцать». И хотя оратория «Двенадцать» оказалась незавершенной, но интерпретация поэмы и воплощение ее в музыке оратории, опыт работы над ней является центральным, ключевым событием в истории освоения Свиридовым поэзии Блока.
Своеобразная свиридовская историософия России ХХ века, его миф о России и связанный с ним петербургский миф немыслимы вне поэмы «Двенадцать», ее толкования композитором. Вот что сам он писал по этому поводу: «Блок автор «12-ти», это сочинение, выразившее восторг поэта перед стихийностью Революции, и этот восторг был неподделен. Блок тосковал по «стихийному», среди ничтожности, обыденности «цивилизованного» общества, несущего в себе «нечто трупное», «разлагающееся», «яд» как он говорил. Хотелось «очистительной бури», а вслед за нею прихода Христа, обновления мира. Но м. б. Христос придет теперь? Ведь у Блока «впереди — Иисус Христос». И мысль поэта была именно такова. В пояснение ее он сочинил даже драму «Катилина» (или статью?). Катилина = мятежник, «римский большевик» — возникший именно накануне Рождения Христа. У Блока есть и запись в Дневнике: «Ну что ж, Христос придет». Не надо удивляться этим словам, Блок мыслил очень крупными категориями, в том числе временными». И еще одна запись из другой тетради: «Блок же своей последней строкой (зачеркнуто Свиридовым.— А. Б.) последним четверостишием из «Двенадцати» выразил мысль о бесконечном существовании духа». Эти слова Свиридова вполне корреспондируются с мыслями самого А. Блока, к примеру, в его записке по поводу своей поэмы, написанной 1 апреля 1920 г.: «…может быть, наконец — кто знает! — она окажется бродилом, благодаря которому «Двенадцать» прочтут когда-нибудь в не наши времена».
Между ораторией «Двенадцать» и поэмой «Петербург», ее финалом, песней «Богоматерь в городе» есть глубокая внутренняя связь. Точно такая же как и с финалом «Песен безвременья», где также возникает образ Христа. Образ в прямом смысле, заключительную песню Свиридов назвал «Икона», взяв посвященное Е. Иванову стихотворение Блока «Вот он — Христос — в цепях и розах…».
Композитор сумел сохранить в музыке чувство «сверх-реальности», характерное для Блока. Михаил Аркадьев предложил Свиридову в самом конце песни «Богоматерь в городе», как он пишет, «остановить восьмые у рояля и сделать у певца фермату на паузе перед последними словами «на тебя» (в заключительной строке «улыбнулся на тебя» — А. Б.). Композитор согласился, а на следующее утро, как вспоминает Аркадьев, позвонил и сказал буквально следующее: «Миша, Вы заставили меня понять, что здесь самое главное — это улыбка младенца».
Близкий Блоку поэт-мистик Е. П. Иванов, свидетельствовал, что в поэте «в лучшие минуты проступало что-то очень простое, непосредственное, детское», а в наиболее светлых его стихах как он считал, поэта можно было бы назвать «детоводителем ко Христу». Отметившая слова Е. Иванова исследователь историософских взглядов Блока О. Б. Сокурова добавляет: «Сам же Христос является Детоводителем России, подчас неведомо для нее самой…. И это происходит во все, даже самые темные и тяжелые времена»
«Заключительная песня поэмы «Богоматерь в городе» в контексте предыдущей последовательности песен оказывается смысловой кульминацией, логическим итогом. Сладкие песни флюгарки о грядущем, ожидание весеннего обновления, ожидание Иного Жениха, чаяние узреть «Царствие Твое» — все это неудержимо ведет к явлению образа Христа в финале, Христа — ребенка (это редкий в русской светской музыке образ Спасителя).
Для понимания финала поэмы важно иметь в виду следующее. После войны Свиридов пришел к Блоку, заново переосмыслив его духовный путь, избрав из его литературного наследия преимущественно образцы зрелого творчества поэта. В основном это были стихи из циклов третьего тома, таких, как «Страшный мир», «Возмездие», «Ямбы», «Город» и «Родина». Первым творением поэта, к которому обратился Свиридов после войны, была поэма «Двенадцать». И хотя оратория «Двенадцать» оказалась незавершенной, но интерпретация поэмы и воплощение ее в музыке оратории, опыт работы над ней является центральным, ключевым событием в истории освоения Свиридовым поэзии Блока.
Своеобразная свиридовская историософия России ХХ века, его миф о России и связанный с ним петербургский миф немыслимы вне поэмы «Двенадцать», ее толкования композитором. Вот что сам он писал по этому поводу: «Блок автор «12-ти», это сочинение, выразившее восторг поэта перед стихийностью Революции, и этот восторг был неподделен. Блок тосковал по «стихийному», среди ничтожности, обыденности «цивилизованного» общества, несущего в себе «нечто трупное», «разлагающееся», «яд» как он говорил. Хотелось «очистительной бури», а вслед за нею прихода Христа, обновления мира. Но м. б. Христос придет теперь? Ведь у Блока «впереди — Иисус Христос». И мысль поэта была именно такова. В пояснение ее он сочинил даже драму «Катилина» (или статью?). Катилина = мятежник, «римский большевик» — возникший именно накануне Рождения Христа. У Блока есть и запись в Дневнике: «Ну что ж, Христос придет». Не надо удивляться этим словам, Блок мыслил очень крупными категориями, в том числе временными». И еще одна запись из другой тетради: «Блок же своей последней строкой (зачеркнуто Свиридовым.— А. Б.) последним четверостишием из «Двенадцати» выразил мысль о бесконечном существовании духа». Эти слова Свиридова вполне корреспондируются с мыслями самого А. Блока, к примеру, в его записке по поводу своей поэмы, написанной 1 апреля 1920 г.: «…может быть, наконец — кто знает! — она окажется бродилом, благодаря которому «Двенадцать» прочтут когда-нибудь в не наши времена».
Между ораторией «Двенадцать» и поэмой «Петербург», ее финалом, песней «Богоматерь в городе» есть глубокая внутренняя связь. Точно такая же как и с финалом «Песен безвременья», где также возникает образ Христа. Образ в прямом смысле, заключительную песню Свиридов назвал «Икона», взяв посвященное Е. Иванову стихотворение Блока «Вот он — Христос — в цепях и розах…».
Композитор сумел сохранить в музыке чувство «сверх-реальности», характерное для Блока. Михаил Аркадьев предложил Свиридову в самом конце песни «Богоматерь в городе», как он пишет, «остановить восьмые у рояля и сделать у певца фермату на паузе перед последними словами «на тебя» (в заключительной строке «улыбнулся на тебя» — А. Б.). Композитор согласился, а на следующее утро, как вспоминает Аркадьев, позвонил и сказал буквально следующее: «Миша, Вы заставили меня понять, что здесь самое главное — это улыбка младенца».
Близкий Блоку поэт-мистик Е. П. Иванов, свидетельствовал, что в поэте «в лучшие минуты проступало что-то очень простое, непосредственное, детское», а в наиболее светлых его стихах как он считал, поэта можно было бы назвать «детоводителем ко Христу». Отметившая слова Е. Иванова исследователь историософских взглядов Блока О. Б. Сокурова добавляет: «Сам же Христос является Детоводителем России, подчас неведомо для нее самой…. И это происходит во все, даже самые темные и тяжелые времена»
Комментарии